Будильник трещал у самого уха.
"Не залёживайся долго, а то чайник принесу" - раздался бодрый голос мамы.
Маруся была лично знакома с этим чайником, однажды утром плюнувшем ледяной водой ей в самое ухо. Поливать сонных детей, было обычной традицией в семье мамы.
Это был еще один урок, что "и так" с ней тоже можно и мало кого интересует, чего она хочет на самом деле.
За окном темень. По стеклу катятся капли дождя. Из кухни несётся "Пионерская зорька", сообщая, что вот-вот наступит 8 часов.
Натягивая колготки, Маруся думала, что наверное совсем никому не интересно, о чём она думает, что ей нравится, чего хочет или не хочет.
И может даже всему миру на это наплевать, потому что сейчас папа как обычно, возьмёт её руку, по дороге на работу заведёт в группу, и унылое утро вновь запахнет садом.
В группе было тепло. Задумчиво, Маруся стягивала резиновые сапоги, ребята гудели, мальчишки делили машинку, новенькую девочку уговаривали остаться на два часика.
"Два!" - подумала Маруся.
На завтрак была каша. Манная. Липкая, тягучая, с комочками. Нелюбимая манка. Леночка рассказывала, что с вареньем она ничего, съедобна. Но варенья здесь не было. Маруся знала, что есть придётся, заставят. Аргумент у воспитателя железный - ты тощая. Колготки с неё сваливаются и висят до колен.
Обычно спасал чай. Но сегодня был кофе с молоком и противной, плавающей в нём пенкой. Утешение так-себе. Маруся почувствовала как горло её сжимается. Такие завтраки были настоящей пыткой, потому что заканчивались они обычно одинакового - воспитатель кормила Марусю, впихивая в неё "полезную кашку", а горло девочки предательски сжималось.
День тянулся. Это был кем-то выдуманный порядок, где за всех всё давно решили. Им говорили: что делать, куда можно и нельзя, где встать, где сесть, кормили и отправляли спать по часам, кричали и одергивали, когда становилось весело.
Вечером, Маруся прилипала к забору, высматривая маму, которая подходя, всегда весело махала дочке рукой.
Появление мамы означало свободу. Они шли вместе, держась за руки. Маруся весело шлепала по лужам, хохотала, а мама улыбалась ей в ответ. В такие минуты, девочке казалось что всё так легко и просто, и мама наверное должна понимать, что Марусе плохо, что каша застревает в горле, запах сада невыносим.
И вообще - ведь дома лучше. Но понимающая про лужи мама, не понимала про кашу.
Запах сада остался в памяти на всю жизнь. Утром Марусю привезли из реанимации, лежа на кровати она думала о своей девочке, и о том, что не смотря на боль уже хочется есть. Загремела тележка и раскачиваясь, в палату вошла румяная женщина с тарелкой в руках. "Вот, поешь, вкусненькая, кушай скорей, скоро ребёночка принесут." - пропела она.
В нос Маруси ударил запах манной каши. Резко вспомнилось дождливое утро, колготки, детский сад, тоска и ОЩУЩЕНИЕ, что наверное никому не интересно, что она чувствует. Горло её знакомо сжалось.
«Румяная женщина" появилась опять. На этот раз она несла тарелку с печёным яблоком.
"Ну что, не любишь ты манку? Я сразу поняла. Я её тоже не люблю, с детства. Вот, печёное яблочко, его вам тоже можно. Кушай! Скоро дочку привезут, кормить будешь." - улыбнулась она.
Глаза Маруси наполнились слезами, они катились и катились, такие соленые, липкие, тёплые, и "говорящие", что кому-то ЭТО все-таки интересно.
"Никогда, никогда этого не будет в твоей жизни!" - шептала она своей малышке.
А через год, в деревне, они с Леночкой вспоминали про инкубатор и цыплят, которые всё-таки вылупились на следующий день. И про их детство, которое не смотря на невзгоды, хранило и много хорошего в своей истории.
Автор: Анна Лавьер, семейный психолог